блог автора
Ольга Курляндцева, РИА Новости.
«Превед медведам» — по-русски пишем мы с Димой Владимировым в книге посетителей польской научной станции «Хорнсунд». Точнее, я пишу, а Дима смущенно хихикает — в свои девятнадцать он, как выяснилось, ни разу не был за границей. С одной стороны, студент из Воронежа, отрекомендовавшийся мне патриотом России, все время нахождения на станции повторяет вполголоса: «Наверняка они только делают вид, что по-русски не понимают!». А с другой — Дима старается быть на высоте, подобающей возложенной на него теперь международной миссии.
Часть 1. Не заграница
Хотя с журналиста, конечно, спрос куда меньше, «медведами» я вовсе не обзываю зарубежных коллег. Здесь, на полярной станции на 77 градусах северной широты, белые медведи — реальный факт повседневной жизни, и факт не самый радостный. Встреча с медведем для человека без ружья обычно заканчивается тем, что человек становится обедом. С таянием льда на поверхности Северного Ледовитого океана медведям стало сложнее охотиться на моржей и тюленей, и они, изголодавшись, ходят по суше «на ученых», которых всегда можно найти в одном и том же месте, в отличие от тюленей.
Насколько здесь — «заграница», не только Диме, никогда не выезжавшему из России, но и мне, объехавшей весь мир, понять довольно сложно. Арктика, в той небольшой ее части, на которую нога человека ступает хоть с какой-то периодичностью — большой международный компот. Норвегия считает весь архипелаг Шпицберген территорией, находящейся в ее управлении, и даже называет ее провинцией Свальбард. Но развешиванием норвежских флагов на всем, к чему их можно привязать, а также нерентабельной поддержкой самого северного в мире почтового отделения в поселке Нью Алесунд, дело ограничивается.
«У нас тут нет ни границы, ни таможни, ведь сюда может приехать, кто хочет», — пожимая плечами, рассказывает помощница губернатора Свальбарда нам, четверым русским, приехавшим сюда принять участие в молодежной международной арктической экспедиции «Вояж будущего». Мы полчаса ездили на одном из трех, кажется, такси по единственному на всем архипелаге норвежскому городу размером в одну улицу, чтобы найти дом губернатора — нам хотелось, чтобы он поставил нам в паспорта какую-то отметку о том, что мы были на Шпицбергене. Для проставления таких отметок на архипелаге, не имеющем государственности, нет ни процедуры, ни ведомства, ни даже одного человека, который мог бы этим заниматься.
Шпицберген не входит в Шенгенскую зону, так как правом на пользование этими землями обладает в равной степени куча стран, подписавших давным-давно на этот счет некое соглашение. Пользуются тем правом далеко не все страны, и наиболее активно, кроме Норвегии — только Россия, по-прежнему поддерживающая пустеющее шахтерское поселение Баренцбург и активно пытающаяся развивать отсюда туризм на Северный полюс. Есть пара станций, построенных какими-то американскими или канадскими корпорациями. А есть, вот, польская станция «Хорнсунд» на юге архипелага, затерянная на отшибе среди льдов.
В комнате, где лежит книга для посетителей, накрыт стол по случаю нашего визита. На столе пакеты с соком, пакетики для чая, кипяток и шоколад. Стол какой-то пустой — становится сразу понятно, что голодают в Арктике не только медведи. Наконец, начальник станции преодолевает смущение. и я слышу как он вполголоса говорит голландцу Михелу Шуурману, организатору нашей экспедиции, на ломаном английском: «Ребята, а вы завтра уже обратно в порт? У вас случайно нету овощей каких-нибудь, хотя бы? А то у нас корабль с провиантом в этом году еще не приплывал, пересменок как раз через две недели…»
Голландец Шуурман и наш гид-датчанин Труэль Якобсен на самом простом английском, на который они способны, передают просьбу по рации русской команде на борту стоящего на рейде «Алексея Марышева». Через пятнадцать минут вдали появляется надувная моторная лодка, на которой один из самых общительных матросов с приписанного к порту в Архангельске научного корабля, украинец по имени Сергей, везет полякам бесплатные пиво, картошку и почему-то дыни — видимо, то, что с краю лежало. Дома мы все время слышим, как разные страны делят Арктику, но на месте видишь интернационализм, которого нет нигде больше в мире. Здесь порой чувствуешь себя гражданином мира без границ и субъектом экономики без денег, словно бы тут построен коммунизм.
У флагштока перед станцией сложена в кучу какая-то мрачная груда костей, то ли китовых, то ли медвежьих, а вокруг нее растут арктические цветы. Здесь, за много километров к северу от так называемой линии растительности, ярко-синие цветы, встречающиеся повсеместно, на самом деле являются ближайшими родственниками плесени.
Зато с питьевой водой на станции проблем нет — ее добывают за счет таяния пресного льда из одного из тех самых ледников, для изучения которых она и была построена 50 лет назад, и за счет таяния которых при глобальном потеплении в мире в последние 20 лет наблюдается, по убеждению большинства ученых, куча отрицательных эффектов. Если вкратце, то суть проблемы в том, что ученые в Арктике выпивают далеко не всю воду из тающих ледников — большая ее часть попадает в океан, где смешивается с соленой водой. Это вызывает повышение уровня моря и снижение концентрации соли в морской воде, что в свою очередь нарушает температурный баланс в основных океанических течениях.
Ледники тают много тысяч лет — с тех пор, как закончился Ледниковый период. Именно то, что многие растаяли полностью, образовав каменистые проливы — фьорды, превратило Шпицберген и Север Норвегии в архипелаги из множества островков, на плавании меж которых, почти всегда чрезвычайно красивом, делают большие деньги все в этой части света, у кого есть хоть какое-то плавсредство.
В последние лет 20, однако, за счет повышения среднемировой температуры воздуха, ледники стали таять быстрее, а в последние года два — быстрее даже, чем предполагали модели, уже созданные с учетом эффекта глобального потепления. Об этом, как и о том, что ледники влияют на климат, в научном сообществе спора нет — спор о том, что именно вызывает их более интенсивное таяние.
Главный польский ученый на станции, Криштоф, оказывается, не особо верит в глобальное потепление, а тем более в так называемый антропогенный вклад в повышение температуры, то есть то, что оно вызвано повышением концентрации в атмосфере парниковых газов, а эта концентрация — повышением выбросов этих газов в ходе процессов, связанных с деятельностью человека. Как только он это говорит, на лицах голландцев и датчан-организаторов, а также всемирно известных экологов немца Мартина Соммеркома и австралийца Нила Хамильтона, работающих в арктической программе Всемирного Фонда Дикой природы (WWF), отражается паника.
На самом большом компьютерном мониторе станции играет бодрое рекламное видео, по-английски рассказывающее о смелых польских полярниках, преодолевающих тяготы северной жизни, в выражениях, напомнивших мне агитационные ролики, которые показывают туристам при посещении каждой достопримечательности в Северной Корее. В это время Соммерком, Хамильтон, Шуурмани и Якобсен в темпе выгружают и бросают прямо на ледяном пляже картошку и пиво с дынями, чтобы погрузить в лодки и увезти подальше от таких крамольных речей своих подопечных — студентов из девяти стран, которых они специально привезли в Арктику, чтобы доказать им, что именно безответственная деятельность человека влияет на климат.
Часть 2. Вояж ради будущего
При всех непередаваемых ни словами, ни видео, ни фото красотах Арктики именно там на месте доказать что-либо подобное наглядно невозможно. Ледники тают немного медленнее, чем мороженое, углекислого газа в воздухе не видно, а из всех людей, предположительно негативно влияющих на его концентрацию, тут только те поляки, которые и сами не верят в глобальное потепление. Тут и впрямь довольно холодно, а единственный в этом заснеженном и отдаленном от цивилизации месте яркий пример загрязнения природы человеком — черный дым из трубы «Алексея Марышева», на котором приплыли сами экологи.
Все эти обстоятельства донельзя усложняют поставленную задачу, но экологи не унывают.
Наша делегация состоит из 18 студентов, представителя WWF каждой из участвующих девяти стран, представителей Арктической программы Фонда, группы профессоров-лекторов, профессиональных фотографов и операторов самого WWF, снимающих бесконечные километры и часы видео про его борьбу за экологически чистое будущее, и нескольких журналистов.
«Это все обходится WWF очень дорого — меня даже удивляет, что у них есть такие деньги», — говорит мне Труэль Якобсен. Труэль работает на компанию-туроператора, если можно так выразиться, точнее — экспедиционного оператора, фрахтующую несколько русских научных судов, переоборудованных внутри под мини-круизные лайнеры на 45 пассажиров, для организации ознакомительных поездок в Арктику. Это одно из самых дорогих туристических направление в мире, и студентов тут видят не часто.
Нил Хамильтон, руководитель Арктической программы WWF, базирующейся в отдельном офисе в Норвегии, сам придумал экспедицию — и конкурсы-Олимпиады во всех странах, по результатам которых отбирают для нее студентов. Ему же принадлежит идея — назвать студентов «Климатическими послами» (Ambassadors for Climate change) и тренировать их в качестве «пиарных» говорящих голов, будущих звезд рекламной кампании, агитирующей за усиление борьбы с изменением климата.
Одна из специфических особенностей этой борьбы в том, что все, кто уже согласен бороться, а их в мире и так большинство, уже и так не знают, что им делать. Все, что могут, казалось бы, делают. Причем многие — от частных лиц, раскладывающих бумагу и мусор в разные контейнеры в тех странах и городах, где кто-то готов их раздельно у них забирать, до диктаторов. Недавно оставивший бразды правления Кубой Фидель Кастро, например, просто издал закон, разрешающий использование на Острове Свободы только энергосберегающих электрических лампочек.
Кастро просто экономил электричество по финансово-хозяйственным соображениям. Но именно Куба, где промышленности и так никакой нет, и, значит, нет выбросов парниковых газов, почти к ужасу либералов-экологов, таким образом, стала одной из самых экологичных стран. Самый эффективный, считая на душу населения, вклад в борьбу с глобальным потеплением внес человек, который о нем, возможно, даже не подозревал.
Тем не менее экологи продолжают считать — и учат этому своих студентов-послов — что именно информирование населения об «истинном положении вещей», то есть о том, что ледники тают, звери звереют, концентрация углекислого газа повышается, и — а звучит это именно так — конец света неизбежно наступит, каким-то образом приведет к изменению положения. Причинно-следственная связь тут не очень прямая, и она теряется и местами рвется где-то на том этапе, где граждане, осознавшие всю серьезность положения, должны призывать своих политиков к тому, чтобы предпринять для его исправления более активные действия.
При этом, например, такие организации, как ООН, уже и так делают все, что могут придумать. Огромные, бюрократизированные и дорогостоящие ее детища, такие как Конвенция по изменению климата с постоянно действующим бюрократическим аппаратом и ежегодными дорогостоящими конференциями в самых лучших курортах мира, годами обсуждают, ратифицируют в разных странах, потом сертифицируют механизмы выполнения Киотского протокола, а теперь и пост-киотского соглашения, которое должно прийти ему на смену.
— Если вам завтра позвонит Пан Ги Мун и просит — «что делать?», что Вы ему ответите? — спрашиваю я Диму Владимирова. Мы с Димой и Катей Левицкой из Москвы, второй российской участницей экспедиции, сидим в последний вечер в баре «Алексея Марышева», и студенты рассказывают мне о своих планах по дальнейшей агитационной работе.
— Это главный начальник ООН! — спешно подсказывает пресс-секретарь российского WWF Даша Кудрявцева, прочтя паническое недоумение на лице Димы. Ребята, вообще, волнуются — это их первое интервью, и, если верить Даше, далеко не последнее.
— Я ему скажу, что нужно больше прислушиваться к мнению молодежи, подрастающего поколения! — наконец-то выпаливает Дима одну из фраз, выученных в ходе дорогих медиа-тренингов на корабле.
— Так вы и есть то самое подрастающее поколение, и вот, допустим, он вам для того и звонит, чтобы к вам прислушаться. А делать-то ему что? — раз это их первое интервью, думаю, пусть учатся. Пусть привыкают к каверзным вопросам.
— Нужно создать эффективную международную организацию, которая будет решать эти вопросы, — вступает в разговор Катя. Катя учится в МГИМО на отделении международной журналистики, специальность — связи с общественностью. Она прекрасно знает, кто такой Пан Ги Мун, и обладает начальными навыками этакой пиарной демагогии.
Я рассказываю студентам, что уже есть Конвенция ООН по изменению климата, и о конференциях, которые проводятся ежегодно, и обобщаю в духе, что тут ООН и так в курсе и делает все, что может.
-А надо вместо этого создать ЭФФЕКТИВНУЮ организацию! — находится Катя, которая не знала о Конвенции.
Как сделать так, чтобы деятельность ООН стала более эффективной, Дима и Катя не знают. Как не знает этого, я уверена, и сам Пан Ги Мун, который, возможно, даже согласился бы ждать все это время у телефона, если бы ему кто-то посулил однозначный ответ.
Часть 3. Утром — деньги, вечером — конец света.
Солитейр Таунсенд, эффектная рыжеволосая дама тридцати с небольшим лет, с аристократическим британским акцентом, в котором американцу даже на слух слышится буква «u», в американском английском не пишущаяся во многих словах, тоже не знает, как победить глобальное изменение климата, но ее это совершенно не смущает.
Солитейр знает все, что ей нужно, и, по финансово-счастливому для нее совпадению, все, что нужно экологам. Она знает не просто как разговаривать с любой демографической группой, для чего, выступая перед студентами, она вворачивает в свою речь неказисто звучащие в ее исполнении модные рэпперские речевые обороты, но и, самое главное, как «продавать» слушателю глобальное потепление. Ее пиар-фирма была создана уже десять лет назад с единственной целью рекламировать и продвигать глобальное потепление и экологически ответственный бизнес и образ жизни, и она процветает, с офисами в Лондоне и Нью-Йорке. В числе ее клиентов — как «Тойота» и Shell, которым она помогает продемонстрировать миру свою экологическую ответственность, так и «Гринпис» и сам Всемирный фонд Дикой природы, которым она помогает, естественно, собирать деньги на борьбу за ту же самую экологическую ответственность.
«Я буду работать на кого угодно, будь то даже и нефтяная компания. Если они хотят говорить о глобальном потеплении, они клиенты», — без смущения говорит Таунсенд прямо во время мотивационной речи перед аудиторией. Ее эффективность оспорить нельзя. Она учит студентов вести дебаты, придумывать рекламные слоганы на чуждом многим из них английском языке, на котором половина из них не понимает и половины происходящего, и, в конце концов, она готовит делегацию к встрече с Норвежской королевской семьей.
Студенты делятся на три группы. Группа тех, кто будет отвечать на вопросы королевской семьи буде таковые последуют, группа тех. кто будет задавать вопросы, буде для этого будет возможность, а оставшиеся шестеро, наподобие детсадовской перекличке на новогоднем утреннике, по очереди по бумажке рассказывают о своей поездке, и один мальчик дарит девушке из WWF, исполняющей в тренинге роль принцессы, окаменевшего много миллионов лет назад краба. Вывозить такие находки с архипелага по норвежским законам и международным соглашениям нельзя, но тут все чисто — встреча будет происходить на одном из дальних островов Шпицбергена, куда им надо будет полтора часа при минусовой температуре и на пронизывающем ветру ехать в маленькой моторной лодочке.
Я с облегчением вздохнула, когда накануне неожиданно объявили, что прессу туда не допустят, а Нил Хамильтон, узнав о трудностях предстоящего пути, долго бегал по кораблю, пытаясь завербовать кого-то из WWF ехать туда вместо себя. Студенты, разучившие речевку-перекличку, нехотя натянули защитные костюмы и в 22-ром, вместе с Нилом, организаторшей встречи, а также собственным фотографом и телеоператором Фонда, упаковались в лодку. Мы, с журналистами и пиарщиками, честно поехали в теплом такси в аэропорт.
«Немного странно, наверное, слышать такое от гражданина Великобритании, но некоторые слишком серьезно относятся к своим Королевским семьям», — шутит на эту тему Солитейр Таунсенд, пока мы с ней ждем багаж в заполярном норвежском городе Тромсе, единственном, куда из аэропорта Лонгьербьен летают регулярные пассажирские авиарейсы.
Влияние русских в Арктике на маленьком аэродромчике чувствуется во всем. Надписи «Прилет» и «Вылет» на русском языке напоминают тем, кому за 30, восточный Берлин времен Стены, а на выходе с летного поля вас встречает большое объявление по-русски: «Уважаемые граждане! Давайте сохраним Европейский Союз в чистоте!». Рядом с ним — по хорошей традиции, куча мусора. Либо оттого, что Норвегия, на самом деле, не входит в Европейский союз, либо его оставили те немногие из пассажиров, кто по-русски не читает.
Самая большая проблема всего этого процесса, абсурдность которого может поспорить разве что с размахом, конечно же, в самом глобальном потеплении, и именно в том, что не совсем понятно, какова степень антропогенного вклада в него. Из-за этого те, кто очень волнуется и хотел бы помочь, не знают, что именно делать, тем более если им не 19 лет и они в курсе, что все уже и так делается. Агитационный мессадж о неизбежном конце света, который довольно эффективно транслируют экологи при помощи Солитейр и ее фирмы, безусловно, действует на сознание каждого, кто его услышал и смог воспринять. В основном это люди, которые уже и так раскладывают мусор отдельно и используют энергосберегающие лампочки, и никакого дальнейшего действия экологи им предложить не могут. Или не хотят, потому что поставленный перед угрозой неотвратимого конца света гражданин, который уже ничего не может поделать, инстинктивно готов к тому, чтобы попытаться откупиться — надо только, чтобы в отсутствии небесной канцелярии, эти деньги было, кому у него принять.
Все ролики, уже оперативно смонтированные кинооператорами и пиарщиками WWF по итогам нашей поездки, которые показывали нам за ужином в корабельном ресторане. Видео шло после красивых кадров вдохновенных молодых людей в одинаковых куртках с логотипами Фонда, пушистых белых мишек, умилительных тюленей и красивых плавающих льдин, заканчивались логическим вытекающим отсюда результатом, белой надписью на черном экране: «Предпримите Вояж ради будущего вместе с нами. Поддержите WWF!»
Если экологам об этом сказать, они думают, что перед ними — «климатический скептик», то есть человек, который не верит в какую либо из их заповедей. Либо в то, что глобальное потепление и правда происходит. Либо в то, что оно и правда увеличивает скорость таяния ледников и уменьшает площадь льда на поверхности океана, по которому ходят медведи. Либо в то, что повышение температуры вызвано концентрацией парниковых газов, или в то, что эта концентрация повышается в основном за счет деятельности человека, а не за счет естественных процессов, таких как таяние вследствие самого же потепления вечной мерзлоты, при котором выделяется метан. Или, может быть, климатический скептик не верит в то, что разбавление соленой воды пресной нарушает течение и температуру океанических течений, и именно из-за этого в Сан-Франциско в последние два года выпадал снег, которого раньше там не было отродясь.
В этом случае, экологи сразу же достают цитатник — «Ответы на вопросы климатического скептика», изданный разными отделениями Всемирного фонда Дикой природы на разных языках. Российский издан дорого и технически сложно, на картоночках с красивыми картинками, перевязанных веревочкой-жгутом, сделанным из переработанной бумаги. На пресс-конференции. посвященной началу экспедиции, прошедшей у нас в РИА-Новости, одна журналистка, которой при входе раздали цитатник, долго не могла понять: «Это у вас книга или что?». На самом деле вопрос не праздный, так как цитатник — жанр редкий, напоминает печально известные книжечки с высказываниями предводителя Мао Цзе Дуна, по которым специально обученные агитаторы заставляли китайцев штудировать прописные истины.
Так вот, я знаю цитатник наизусть, и верю во все заповеди борца с глобальным потеплением, кроме, пожалуй, того, что конец света неизбежно наступит. А раз он не наступит, то не верю я и в то, что восемнадцать студентов, съездивших в дорогой эксклюзивный тур, бесплатно прослушавших несколько лекций по геологии уровня магистратуры и получивших очень престижный медиа-тренинг, спасут мир от чего-либо. Но я с готовностью верю в то, что они помогут собрать денег на издание новых и новых цитатников, а также — на проведение новых экспедиций и тренингов. И я в самой темной глубине своей души боюсь, что именно это, собственно, и требовалось. Не доказать, а сделать.
После одной из прогулок по пустынным и заброшенным арктическим островам, где много снега, который, в принципе, русскому человеку не в диковинку, матрос Сережа с Украины, увидев, как я мерзну, великодушно предлагает подвезти меня одну обратно на корабль. Как только мы отъезжаем от берега, он, пользуясь тем, что в огромной надувной лодке мы одни, предлагает: «Хотите порулить?». Это вопрос, который пробуждает в каждом взрослом ребенка. Никто и никогда не отвечает на него отрицательно, несмотря на то, чем именно предлагается рулить и насколько мало представления об управлении этим «чем-то» они имеют. Рулить мне, патологической правше, пришлось левой рукой, так как я к тому моменту уже сидела справа от ручки, представлявшей на этом странно устройстве одновременно педаль газа и штурвал.
Оказалось, в частности, что надувная моторная лодка едет ровно, только если держать довольно большую скорость. Когда я, забывая по неопытности продолжать давать газу, случайно сбрасывала скорость, лодка вставала в ледяной арктической воде на дыбы, и Сережа героически прыгал на ее середину всем своим весом, чтобы нам с ним обоим в этой воде не оказаться. Вся команда «Марышева» высыпала на верхнюю палубу посмотреть, как я выписываю, очевидно, довольно смешные и неказистые кренделя вокруг бухты, прыгая среди льдин. А я думала о том, что желание «порулить» движет, в первую очередь, и самими «Климатическими послами», которым, конечно же, все равно, сколько денег и с кого на это соберут экологи. И им все равно, что многие из них делают это левой рукой, и не знают, как правильно сбрасывать скорость — ведь обещание «дать порулить», которое пробуждает в каждом из нас ребенка, эффективнее всего действует на тех, кто, строго говоря, еще дети.
